16 яростных читателей на связи: Рецензия на роман Владимира Набокова  «Защита Лужина»

Друзья!

Продолжаем рассказывать о прочитанном!
Сегодня сотрудница отдела обслуживания Ксения Игнатьева делится впечатлениями о книге Владимира Набокова «Защита Лужина».
Приятного чтения! 

Мое знакомство с творчеством В. Набокова началось с романа «Защита Лужина». Интерес к этой книге у меня появился еще несколько лет назад, но все казалось, что роман слишком серьезный и я не смогу его понять. Думаю, для его осмысления мне понадобится перечитывать его еще и еще, обращая внимание на все новые детали. Но пока книга прочитана лишь раз.

Роман начинается с фразы: «Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным». И до самого последнего предложения главного героя будут звать так. Даже жена будет называть по фамилии. Мы не знаем имени Лужина, как и он сам, он будто лишен его. Несколько раз в романе появляются диалоги, где второстепенные персонажи пытаются выудить имя-отчество героя, но читатель ответа не получает. А в последних предложениях сразу несколько голосов кричат: «Александр Иванович!», тем самым замыкая роман и возвращая нас к началу, к маленькому мальчику, готовому стать Лужиным.

Лужин – замкнутый, необщительный ребенок, живущий будто в своем мире, отстраненном даже от родителей. В школе у него тоже не ладятся отношения, на переменах он сидит на поленьях («Так он просидел около двухсот пятидесяти больших перемен…»), учителя совсем не хвалят. Но тут совершенно случайно в его жизни появляются шахматы, которыми он становится одержим. Мальчик оказывается шахматным гением, гастролирует по Европе, участвуя в турнирах, и пропускает все мимо себя. Он не замечает, как проходит в России революция, не замечает, как умирает мать, а за ней и отец. Не замечает, как проносятся 16 лет шахматной жизни (всего за одну главу; читатель видит лишь редкие несвязные воспоминания без хронологии и описание фасадов зданий, в которых проходили турниры). И вот он взрослый мужчина, все так же одинокий и не имеющий в своей жизни ничего, кроме шахмат. Точнее, они и есть его жизнь. Каждый момент – новый ход. Можно ли лишить его этого?

Изначально кажется, что защитой Лужина становится очередная шахматная задачка, где ему нужно придумать, как спасти свои фигуры от быстрой атаки Турати. Гениальная защита для непобедимого дебюта Турати должна была войти в историю. Но соперник не использует свою тактику, и «защита, выработанная Лужиным, пропала даром», а значит, канула в Лету. Казалось бы, все кончено. Но вот уже шахмат нет, а поиск защиты продолжается. Грань между реальностью и шахматной доской стирается, и Лужин сам пытается спастись от наступающих фигур неизвестного шахматиста-творца. Ему видятся повторения, череда случайностей, которые сводят его с ума. Раз за разом, как ему кажется, на него наступают, а он никак не может этого предотвратить. И ставит мат самому себе. Да и сам роман построен как шахматная игра. Аккуратные, неспешные ходы могут смениться резкой атакой через всю доску или отступлением для сохранения фигуры.

Не может остаться незамеченным и отсутствие имен и фамилий у героев, окружающих Лужина и вступающих с ним в отношения. Мы так и не узнаем имя его жены, тестя, матери, тети, научившей его шахматам. Все люди вокруг него играют определенную роль, выполняют свою функцию, но не имеют отличительной черты, как фигуры на шахматной доске. Фамилиями в романе обладают второстепенные персонажи и противники по игре. Вероятно, они пытаются взять ведущую роль на себя, но все же это игра Лужина, его фигуры и его ходы. Довольно много читателей считают, что фигура гениального шахматиста воплощает белого короля, но в тексте никаких подводок к этому нет, зато многое указывает на черного коня, что описал в своей работе Сергей Сакун.

У меня первая ассоциация с фамилией Лужин – это не очень приятный герой из романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание». И поначалу кажется, что между ними нет ничего общего. Лужин Достоевского циничен, любит лишь себя и не готов ни с кем делиться. Порой кажется, что и набоковский герой такой, но в меньшей степени. Ему ведь тоже в особенности нет ни до кого дела; чаще всего он в своих мыслях, да и, вероятно, думает лишь о собственном существовании, игнорируя присутствие других людей в его жизни. Но четкую параллель между этими персонажами я бы проводить не стала.

А вот сам Набоков в предисловии к английскому переводу отмечал, что «имя рифмуется со словом „illusion‟, если произнести его достаточно невнятно, углубив [u] до [oo]». Да иногда и правда кажется, будто Лужина не существовало. В первом предложении романа он будто бы только появляется на свет: «…с понедельника он будет Лужиным». Был ли он до этого? После своего «рождения» он остается незаметным. В главах, где описывается детство, это видно больше всего. Когда отец слышит, как в соседней комнате жена разговаривает с тишиной, когда приглашают шумных детей на праздник к Лужину, а через какое-то время все затихает. Сам он тоже не отличался общительностью. Чаще всего молчал, уходил, отворачивался. В моментах, где Лужин разговаривает, то это не более трех слов. Все его существование оказывается сквозным, он сам не замечает, как меняются время, места, люди. А последнее предложение, замыкающее роман, будто подтверждает отсутствие Лужина.

О «Защите Лужина» В. Набокова хочется говорить долго и много. Кажется, что столько всего осталось без внимания, хотя заслуживает его. Для меня эта книга оказалась многослойной, и, к сожалению, не все слои пока удается раскрыть, но это не мешает мне ею восхищаться.

Книгу можно взять почитать в отделе обслуживания на 1 этаже.